Судя по заявлениям российских чиновников и окологосударственных структур, Россия входит в полосу экономических испытаний. Местные СМИ сообщают о топливном дефиците, сокращении региональных бюджетов и ускорении инфляции. Что стоит за этими процессами, к чему они приведут и как отражаются на регионах? На эти вопросы отвечает экономист Игорь Липсиц.
Игорь Липсиц — российский экономист и ученый, родился в Москве в 1950 году. Выпускник общеэкономического факультета Московского института народного хозяйства им. Плеханова.
Начинал карьеру в кредитно-финансовом институте банков при Госбанке СССР. Один из основателей Высшей школы экономики, из которой, по собственному признанию, был вынужден уйти за свою позицию. Автор многочисленных публикаций и первого в России школьного учебника по рыночной экономике для старших классов — книги, которую в Минпросвещении сочли "непатриотичной" и "не способствующей любви к Родине".
Известен также как лектор и популяризатор экономических знаний.
"ЭТО ПОТОК ОТЪЯВЛЕННОЙ ЛЖИ И ГЛУПОСТИ"
— За последнее время даже в российских СМИ появилось много статей, в которых говорится о заметном ухудшении экономической ситуации в России. Так, в РБК вышли статьи с такими заголовками: "Правительство продлило полный запрет на экспорт бензина", "Росстат впервые за август зафиксировал инфляцию", "Дефицит госбюджета России за первое полугодие достиг 3,4% ВВП", "Разница в пенсиях между регионами превысила два раза". Как вы думаете, почему вдруг даже лояльные СМИ стали рассказывать о таких проблемах?
— Ситуация здесь довольно любопытная. Кризис идет, он развивается, он нарастает, он усиливается. И уже совсем скрыть это становится невозможно, а совсем врать — тоже нехорошо, потому что потом вдруг население проснется и скажет: "А что же вы нам не сказали, что ситуация в стране плохая?"
Поэтому возникла очень забавная двойная линия поведения властей. С одной стороны, есть президент Путин, который по-прежнему рассказывает, что в стране все прекрасно, все великолепно. И его помощник [заместитель руководителя администрации президента Максим] Орешкин, который рассказывает, что все другие страны должны завидовать России, что на нее наложили санкции. Все остальные страны тоже надо попросить [наложить] санкции, тогда будет развитие региональной экономики. Это поток отъявленной лжи и глупости, но он работает на малообразованную и доверчивую аудиторию.
А есть же разные люди; вот для таких, которые могут начать что-то спрашивать и сомневаться, идет второй поток — это работают уже люди, работающие в основных министерствах российского правительства. Речь идет о Минфине, ЦБ, Минэкономики. Они уже начинают обрисовывать ситуацию, используя более жесткие слова, более правдивые. За этим стоит, с одной стороны, [такой посыл] чтобы тем, кто управляет экономикой на низовом уровне, было понятно: все-таки их проблемы руководство видит. А с другой стороны, сами чиновники подстилают себе соломку и дают такие интервью, чтобы им нельзя было сказать: "Что же вы проспали и не предупредили царя, что в стране все плохо?". Вот они царя как бы предупреждали, но их не услышали, а ведь они-то предупреждали, они как бы не виноваты. Я думаю, тут как раз такая история.
— Как раз перейдем к спикерам российской власти или околовластных структур. Российская экономика во втором квартале 2025 года вошла в стадию "технической стагнации", заявил глава Сбербанка Герман Греф, выступая на Восточном экономическом форуме во Владивостоке 3 сентября. Там же, но уже 4 сентября глава Минэкономразвития России Максим Решетников признал, что идет "сильное охлаждение российской экономики". Не могли бы вы объяснить, что это означает?
— Где-то в 2023-2024 годах все время шел крик, что российская экономика перегрета, то есть она работает выше своих возможностей, и поэтому возникает дефицит, поэтому ресурсов не хватает — и из-за этого разгоняются цены. Это была любимая тема Центробанка. И дальше была идея, что нужно как-то реализовать некоторое охлаждение, чтобы экономика не так сильно пыталась разгоняться, потому что разгоны в экономике порождают инфляцию. А инфляция — это обеднение населения, это социальный раздражитель. Вот надо экономику притормозить.
Помните, Путин все время рассказывал, что у него темпы роста 4,6% в год. Вот это был разогрев, потому что никаких ресурсных возможностей не было. Надо было как-то экономику притормозить, и Путин об этом тоже говорил. Было такое высказывание, что вот мы тут с товарищами поговорили и решили, что нам надо умерить наши аппетиты и замедлить экономику, а то она слишком быстро, слишком хорошо растёт. Анекдот какой-то. Но тем не менее.
Не получается медленно. Вместо 4,6%, как рассказывал Путин (не будем обсуждать эту цифру, её правомерность, но примем её), сохранить темпы хотя бы на уровне 2%... Тогда открывается совершенно другая картина, куда более худшая. Экономика начинает замедляться почти до нуля. На этот и будущий годы уже идут прогнозы в диапазоне от 0,5% до 1% в год — это практически стагнация. Как вы понимаете, применительно к экономике такой большой страны, как Россия, погрешность в один процент — это, в общем, абсолютно точный счёт.
Поэтому картина такова, что экономика не замедляется медленно, а начинает просто рушиться. И те, кто за это отвечают, — экономический блок правительства — начинают аккуратно рассказывать, что все у нас нехорошо. Люди, работающие в российском бизнесе, голосят просто в голос, потому что у них-то все сыпется, у них дела идут совсем плохо. А когда ты начинаешь смотреть еще и картинку не просто по экономике, а по отраслям и по регионам, то картина становится совсем ужасной.
"ИДЕТ СПАД ПРОМЫШЛЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА"
— На YouTube-канале "Котрикадзе Дзядко" 9 месяцев назад вы тоже говорили, что российская экономика разрушается и теряет устойчивость. И в этом смысле очень интересно: есть ли какие-то временные рамки того, когда это будет очевидно?
— Вопрос в том, кому очевидно? Это самый важный вопрос. Потому что люди мне пишут: "А я ничего не замечаю, у меня все нормально, вот я как бы как жил, так и живу". Тут тоже надо разбираться, где этот человек живет, где он работает, кто ему платит зарплату. А есть картина экономики в целом, которую смотрят экономисты, министры. Эта картина выглядит примерно так, что все уже очень даже заметно.
Давайте поговорим серьезно. Что мы с вами видим? Половина российских регионов, половина территории Российской Федерации, половина регионов, во всяком случае, уже находится в состоянии рецессии. То есть идет спад промышленного производства. Треть российских компаний несут убытки. Крупнейшие нефтяные компании России несут убытки. Убыточным стала даже такая, знаете, каноническая российская компания "Сургутнефтегаз" (Центр "Досье" в своем расследовании утверждал, что компанию "Сургутнефтегаз", одну из самых богатых и закрытых бизнес-структур в России, фактически контролирует Владимир Путин через своих друзей; на счетах компании скопилось 57,5 млрд — "Idel.Реалии"). Это самая богатая нефтяная компания. И понятно, кому она принадлежит, есть гипотезы. Но даже они показывают убытки.
У нас начинается сокращение рабочей недели по крупнейшим промышленным предприятиям России. У нас сократил рабочую неделю крупнейший производитель цемента в России — холдинг "ЦЕМРОС" (ранее "Евроцемент груп" — "Idel.Реалии"). А это значит, что у его потребителей — это стройки — дела идут тоже паршиво. То есть целая отрасль находится в беде. Через "ЦЕМРОС" мы видим ситуацию во всем строительном комплексе России. Вот как бы понятная картина, что экономика уже рушится, но люди в России пытаются говорить: "Да нет, все нормально". Это тоже понятно.
Люди в России — это типичный вариант лягушки, которую варят медленно; пока она не умерла, она говорит: "Да нет, ничего, тепленькая, вот ножкой шевелить пока еще могу, правда, одна не движется, но вторая-то еще движется — значит, все нормально". Вот российский человек — практически эта лягушка, которую варят, а он мне говорит: "Ну как же, еще продукты есть, карточки еще не ввели, значит, все вы врете, все у нас в стране хорошо".
При этом, конечно, уже идет некое такое замедление атак на меня. Раньше на меня все бросались, мол, ты рассказываешь какие-то страшные истории, у нас и с бензином все хорошо, и с продуктами. Сейчас затихли, потому что бензин дорожает прямо на глазах, а народ как-то несколько от этого ошеломился. Сокращается предложение продуктов, очень высоко растут цены.
И очень характерно, что, скажем, Центробанк и Росстат рассказывают дивные истории о том, что инфляция в России снижается. А население при этом увеличивает инфляционное ожидание. То есть люди говорят, какого роста цен они ожидают, исходя из того, как они живут и какой рост цен видят. Вот у них инфляционные ожидания выросли. Раньше они ожидали примерно 13% роста цен в будущем году, а сейчас это почти 15%, то есть на самом деле люди как бы в своих кошельках, своих походах в магазин очень даже замечают рост цен. И это все уже заметно.
"РЕАЛЬНЫЕ ДОХОДЫ НАСЕЛЕНИЯ РАЗЛИЧАЮТСЯ В СТРАНЕ В 40 РАЗ"
— Вы упомянули, что в разных регионах это может ощущаться по-разному. В статье РБК также говорится, что разница в размере пенсий между регионами уже превышает двукратный уровень. Это как-то связано между собой? Я имею в виду такие разные пенсии и экономическую ситуацию в разных регионах.
— Надо понимать, что Россия — страна как лоскутное одеяло. У нее очень разные экономические ситуации по регионам. Но раньше было более-менее понятно: есть богатые регионы — там, где есть нефть; и есть бедные регионы, где нечего продать за рубеж, например, природный ресурс. Поскольку Россия — это страна, живущая исключительно экспортом природных ресурсов, то тот, кто сидел на природных богатствах, — богател, а тот, кто сидел ни на чем, потому что ничего в регионе не было, — тот сосал лапу и был бедным. У нас так было всегда.
У нас всегда была традиционная точка зрения, что реальные доходы населения различаются в стране в 40 раз. На самой высокой точке находился ХМАО, а на нижней — Республика Тыва. У них реальные доходы различались в 40 раз — в одной и той же стране. Это чтобы вы понимали, насколько люди по-разному живут.
Мы можем по-разному измерять эту дифференциацию. Мы — экономисты — используем разные инструменты. Например, у нас есть такой показатель, который называется валовой региональный продукт (ВРП). То есть на какую стоимость люди в своем регионе производят продукт на душу населения. Начинаешь смотреть — и видишь, что разница между Ненецким автономным округом и Ингушетией — 66 раз. 66 раз в одной стране! То есть Ингушетия ничего толком не производит, чтобы имело бы ценность и могло быть продано. Ненецкий автономный округ, конечно, продает природные богатства — и там огромные доходы, разница в 66 раз. Начинаешь смотреть — и действительно гигантские различия. Они, конечно, проявляются в заработках; правда, и в ценах они проявляются, и в пенсиях. То есть нет единой России, где бы все люди жили примерно одинаково. Куда жизнь занесла — там и живёшь. Значит, там у тебя будет тот или иной уровень жизни.
Если брать не нефтяные регионы — скажем, Москву и Питер — то там уровень жизни был на уровне Восточной Европы. ВРП на душу населения там был как в Восточной Европе, заработки росли, качество жизни было такое. Но чем дальше ты уходил дальше на восток за нефтяные регионы, тем жизнь там была паршивее, беднее, безнадежнее, короче, потому что плохо с медициной. То есть нет единой страны, есть очень разные кусочки.
Очень многие регионы России живут, знаете, ну примерно как бедные страны Африки. Вот они по ВРП на душу населения, по доходам — как страны Африки, ничуть не лучше.
"УРОВЕНЬ ЖИЗНИ В ТАТАРСТАНЕ ПРИМЕРНО СООТВЕТСТВУЕТ УРОВНЮ ЖИЗНИ В ОСТРОВНОМ ГОСУДАРСТВЕ ПАЛАУ"
— Как в этой связи, на ваш взгляд, выглядят Татарстан и Башкортостан? Ведь Татарстан — это экономика гигантов, республика довольно долгое время находится среди самых развитых регионов России; в Башкортостане немного другая история — там нефтяные доходы обходят региональный бюджет и идут напрямую в центр.
— Есть статистика по ВРП. Согласно последним данным, которые у меня есть, Татарстан смотрится очень даже неплохо, это примерно среднероссийское значение. Уровень жизни в республике примерно соответствует... Есть такое островное государство Палау. Оно живет туризмом и имеет такой же доход на душу населения, как Татарстан.
Башкортостан — примерно в два раза хуже. То есть Татария — это более эффективная экономика, более доходная, а Башкортостан смотрится значительно хуже. Но, конечно, и у Татарии сейчас будут большие проблемы, это тоже понятно, потому что все-таки крупнейший источник дохода — нефтяной бизнес. Конечно, немалую роль играл "КАМАЗ". И обе эти точки, обе эти жилы, на которых жила республика, теперь в беде, потому что с нефтью плохо.
Как я сказал, нефтяные компании фиксируют падение прибыли и даже находятся в убытке. У "КАМАЗа", как вы знаете, дела паршивые. Они сегодня, насколько я могу это оценить, живут только военным заказом, гособоронзаказом: военные грузовики. Гражданский рынок они потеряли — его захватили китайские грузовики. Поэтому "КАМАЗ" уже вопит и стонет, что у него всё плохо, поэтому экономическое будущее даже у Татарии, не говоря уже о Башкортостане, не очень хорошее.
— В какой степени, по вашему мнению, эта ситуация, которая сложилась у предприятий в том же Татарстане, возникла из-за полномасштабного вторжения России в Украину? Как мы знаем, после вторжения последовали санкции, произошла вынужденная переориентация регионов России на другие рынки. Вспомним так называемый "восточный разворот", когда у Татарстана и Башкортостана во внешнеторговых партнёрах резко поднялся Китай, а западные страны ушли из топа. Какие факторы сильнее всего повлияли на ситуацию в Татарстане и Башкортостане в этом смысле?
— Конечно, война. Москва начала войну, а расплачиваться будет Татарстан, я бы так сказал. Раньше российская нефтянка жила прекрасно, она экспортировала в Европу, получала возможность экспортировать туда, куда выгодно, хорошо зарабатывала. Все это обломилось и кончилось из-за того, что началась война; соответственно, ужесточились санкции — и продолжают ужесточаться. Рынки, на которых можно было получать прибыль, исчезли. Нужно было выходить на восточные рынки, а китайцы никакой благотворительностью по отношению к России не болеют. Они совершенно этого не хотят, они понимают, что Россия находится в беде, и очень сильно выкручивают руки российским компаниям, заставляют понижать цены, увеличивают, соответственно, скидки. За счёт этого российский бизнес очень сильно теряет прибыль.
Вся эта система надолго, потому что потерять рынок можно быстро, как мы это видели в результате войны, а вернуть европейский рынок — вообще непонятно [как]. Обратите внимание, что сейчас Европа практически согласилась и уже подписала соглашение с США, согласно которому они признают США главным энергетическим поставщиком Европы, категорически обязуются не покупать ничего — ни газ, ни нефть — у России, не допускать развития всех этих трубопроводов типа "Северного потока".
Вернуться теперь на европейский рынок практически невозможно. А других больших рынков в стране и мире не так много: собственно, Китай и Индия. Все, что можно, продают им. Но эти рынки очень жестко демпингуют по цене. Они понимают, что деваться России и российским регионам некуда — [у России есть] только они. И, соответственно, они получают как бы позицию, когда на этом рынке покупатель сильнее продавца.
"ЭТО СТРАШНАЯ ЦИФРА"
— Вернемся к общероссийским цифрам. По данным председателя правительства России Михаила Мишустина, дефицит госбюджета за первое полугодие 2025 года достиг 3,4% ВВП. Насколько можно верить этим данным?
— У нас есть некая статистика, которую дает Минфин. Картинка выглядит так: идет ужесточение финансовых проблем российского государства. В ноябре они утвердили бюджет на 2025 год — в нем было записано, что дефицит будет 1,2 триллиона рублей всего-то навсего. К маю стало понятно, что ничего не выходит, все рушится, доходов нет, а расходы огромные. И они переформатировали бюджет, переутвердили, установили дефицит уже в 3,8-3,9 триллиона вместо 1,2 — то есть увеличили его практически в три с лишним раза. На конец июля дефицит был уже около пяти триллионов.
Сейчас как раз идет очень интересная дискуссия о том, какой [дефицит] будет к концу года. Если пытаться удержаться хотя бы в рамках пяти триллионов, то в последние месяцы года — сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь — надо резко сократить государственные расходы, чтобы жить по одежке протягивать ножки. Но тогда начнется моментальная кризисная ситуация, потому что нет расходов, нет производства, нет продаж — и экономика моментально свалится в жесточайший кризис. А если они не допустят этого кризиса, будут платить, то дефицит может достигнуть... У разных экспертов разные расчеты, но в основном оценка сейчас такая, что к концу года дефицит будет от 6 до 10 триллионов. Бюджет России — около 40 триллионов, то есть 10 триллионов — это четверть бюджета. Вот вам картина. Это страшная цифра.
МОГУТ ЛИ ВОЗНИКНУТЬ ЦЕНТРОБЕЖНЫЕ НАСТРОЕНИЯ?
— За последние годы руководство Татарстана публично несколько раз критиковало какие-то шаги, которые последовали из Москвы. Хотя критика напрямую не была связана с экономическими вопросами, как вы считаете, обусловлена ли она экономическими проблемами, с которыми тот же Татарстан столкнулся из-за полномасштабного вторжения России в Украину?
— Когда вы начинаете смотреть на Россию на уровне регионов, вы видите совсем иную ситуацию, чем в Москве. Москва сейчас выглядит шикарно, это лоснящийся город. Хотя если даже в Москве присмотреться, например, к бюджету города, то обнаруживается, что он дефицитный. Даже в Москве дефицит бюджета — около полутриллиона и, по-моему, более 120-130 миллиардов рублей составляет уже долг Москвы. Так что тоже не все так красиво, но выглядит она красиво.
А когда ты уходишь в регионы, то там картина резко меняется, потому что сейчас, повторюсь, у большинства регионов России идет спад промышленного производства и главное, что падают доходы. Раньше они легко приходили в Минфин, который давал им трансферты на пополнение бюджета. За счет этих трансфертов они сводили концы с концами. А сейчас, как вам сказать, Минфин не очень может дать трансферты. Неоткуда — у него самого денег не хватает. И тогда региональные власти попадают в совершенно другую ситуацию, чем в Москве. Они, что называется, близко к населению. Население видит, что жизнь становится хуже, а поправить эту жизнь невозможно — денег не хватает.
Очень показательная история была в городе Братске (город в Иркутской области России, административный центр Братского района, образует муниципальное образование город Братск со статусом городского округа как единственный населённый пункт в его составе — "Idel.Реалии"). Там мэр вдруг решил, что ему надо перевести весь персонал городской администрации на четырехдневную рабочую неделю, то есть на 20% сократить фонд заработной платы. Денег нет. Ему, соответственно, за такое решение дали по башке, потому что это больно некрасиво смотрится — он вернулся к пятидневному режиму работы. Но откуда он возьмет деньги платить зарплату — непонятно. Поэтому мы видим, что начинаются какие-то попытки местных властей выжить. Денег нет, а платить как-то надо — и они начинают предпринимать какие-то странные шаги.
Мне уже пишут, что в некоторых городах России начали на ночь отключать городское освещение. Просто нет денег, чтобы платить за все это. Это же коммунальные платежи, но только платит их администрация, а у нее денег нет, а Минфин не даст. То есть в этом смысле кризис в России идет снизу. И кризис даже не столько экономический, сколько политический, потому что региональная власть близка к народу. Народ, столкнувшись с ухудшением жизни, будет предъявлять претензии не президенту России, не Мишустину — он будет предъявлять их мэру и губернатору. Поэтому они так нервничают. Им страшновато. Они очень близко к населению. И, что называется, им прилетит, как говорят в России, первыми.
— Возьмем конкретный пример. Когда президент Татарстана Рустам Минниханов критикует решение Москвы не брать детей мигрантов в школы без знания русского языка, за этим есть какая-то экономическая подоплека? Все-таки мигранты — это важный фактор экономики.
— Картина здесь тоже очень разная. Когда вы трогаете такую тему, то в ней надо разбираться отдельно. Она достаточно сложная именно потому, что вопрос мигрантов чрезвычайно по-разному трактуется разными частями управленческой вертикали России. Та часть вертикали, которая отвечает за экономику, всеми руками за завоз мигрантов, чтобы им давали возможность жить в России и работать. Ведь без мигрантов Россия испытывает все растущий дефицит рабочей силы, потому что с демографией в России паршиво, а будет еще хуже.
А та часть вертикали, которая за экономику не отвечает, а отвечает, скорее, за идеологию, категорически против мигрантов. Потому что борьба с мигрантами — это такая очень выгодная политическая тема. Россияне мигрантов не любят, инородцев не терпят, включая даже собственных внутренних инородцев. Поэтому, как вы понимаете, Россия — страна очень националистическая. И всякого рода игра на этой националистической нотке очень приветствуется, поэтому в российской вертикали власти есть много людей, которые кричат: "Даешь сокращения притока мигрантов!".
Почитайте, что говорит патриарх РПЦ, который кричит что-то в духе не надо возить иностранцев, они разрушают российскую культуру и так далее. Понятно, что эта религиозная конкуренция ему не нужна. Но пока мы видим довольно любопытную картину. Обратите внимание: вот неожиданно прорывается интересная ситуация — то, что Минниханов пытается защитить приток мигрантов. Наверное, в Татарии все-таки тоже не очень хорошая демографическая ситуация; я не знаю точно. Думаю, там так же, как по всей России, не очень хорошо с рабочей силой. Без нее будет совсем плохо.
Но обратите внимание: только что прошла очень любопытная цифра, что в этом году число первоклассников в российских школах на 25% меньше, чем два года назад. На 25% за два года! Такого не может быть из-за демографии, то есть падение рождаемости восемь лет назад не могло быть таким большим, чтобы это привело к 25%. Это значит, что очень много мигрантов, дети которых раньше шли в российские школы, уехали и увезли детей.
На самом деле картина такова, что действительно сокращается число учеников; и это, конечно, большая проблема, потому что дальше будет некому работать, дальше будет некому служить в армии. Москва играет в какие-то идеологические националистические игры, а регионы, которые испытывают дефицит рабочей силы, нервничают, потому что работать некому.
— А это не может быть связано с неэффективной статистикой? Ведь мы видели, как проводилась перепись населения и как ее критиковали и эксперты, и активисты. Может быть, нестыковки как раз из-за этих цифр?
— Вопрос количества учеников-первоклассников более-менее понятный. Эта цифра только что выскочила, и я не знаю, как власти будут с ней справляться; ведь цифра шокирующая, как вы понимаете. Но дальше, конечно, из этого следует сокращение числа школ, сокращение учителей, падение набора в университеты через 10-11 лет, сокращение качества специалистов, которые будут выпускаться из университетов.
Российская статистика по поводу населения — это, конечно, отдельная песня. Там очень много подделок и завышений численности — это все правда. Но факт и в том, что без мигрантов Россия — страна вымирающая. Я понимаю, что это слово очень жесткое, но профессионалы знают, что оно правдивое.
На самом деле, коренная Россия, коренные регионы — за исключением Центральной Азии — вымирали еще в СССР. И, в общем, спасался Советский Союз только за счет прироста рождаемости и числа детей в Центральной Азии, Закавказье, на Кавказе. А так в таких старых регионах Российской Федерации и Советского Союза рождаемость и численность падали с 1970-х годов. Так что все это было давно, и сейчас эта проблема только нарастает. И она такая давняя, что тут уже вряд ли ее можно объяснить только какими-то дефектами статистики.
— Вы перечислили огромное количество проблем в экономике регионов из-за действий федерального центра. Как вы считаете, экономические проблемы могут подтолкнуть региональные элиты к каким-то центробежным действиям?
— Жесткий вопрос. Я не исключаю этого. У меня идет постоянный спор со многими коллегами, которые говорят, что нельзя говорить ни о какой возможности распада России, потому что для этого нет никаких оснований. Я могу их аргументацию легко воспроизвести. Они говорят, что в России нет такого количества национально однородных регионов, как это было в Советском Союзе, нет такого различия по религиям, поэтому объективной национальной основы для распада России не существует.
Но я считаю, что они не правы. Просто распад произойдёт не по национальным признакам, а в силу экономических причин. Как раз в силу того, что у регионов возникнут проблемы с населением, которое будет жаловаться, что жить невозможно. А деньги от Москвы получить будет тоже невозможно. И региональные элиты, оказавшись между молотом и наковальней — между населением, которое грозится их повесить или сжечь — будут думать, а куда двигаться?
И, конечно, с моей точки зрения, разделение России возможно. Я уже даже объяснял, какая может быть география такого разделения. Не говорю, что она будет обязательно такой — я просто логично пытаюсь построить: у меня получается, что вполне возможно отделение региона Заволжья до Урала, включая Урал; соответственно, Башкирия и Татария. У них есть нефть, есть хорошая промышленность, выход в мир через Казахстан. И они вполне найдут, с кем посотрудничать в арабском мире. Так что тут вполне возможно отделение.
Есть возможность возникновения огромного образования на территории Сибири. Как вы понимаете, природное богатство позволяет очень даже неплохо жить, особенно если не делиться с Москвой. И Дальний Восток. Значит, соответственно, остается только, что называется, часть, которая западнее Волги. Это будет коренное российское государство. Я не могу этого знать точно, никто из нас этого точно не знает, но это будет не национальное, религиозное разделение — это будет разделение экономическое.
Но важно понимать, что вся часть Российской Федерации, которая находится восточнее Волги, имеет выход в мир либо через Каспий, либо через Казахстан. И двигаться только через Россию на Запад не обязательно — можно двигаться наоборот. Тем более, что, как вы видите, сейчас вся экономика России вообще разворачивается на Восток, и западная часть РФ становится таким тупиком.
— Вы имеете в виду, что, скажем, дальневосточным регионам выгоднее будет напрямую торговать с соседними странами, нежели делать это через Москву?
— Конечно. Я воспроизведу вам разговор с одним из бизнесменов Владивостока, где я читал когда-то лекции. Он говорит: "Какая мне радость от вас в Москве? Я делаю хорошие двери из местной древесины, но пока я их довезу до Москвы из Владивостока, то это стоит так дорого, что уже продать невозможно. А когда я везу это в Китай, Корею или в Японию, то у меня небольшие транспортные расходы, и я могу вполне конкурентоспособно продавать. Поэтому мне торговать с вами в Москве нет никакого смысла". Ну и так далее.
Если вы вспомните историю, Путин приказывал ввести специальные тарифы для того, чтобы возить "Жигули" на Дальний Восток. Он обнаружил, что там вообще нет "Жигулей", потому что нет дураков возить туда автомобили — это безумные транспортные расходы. Россия, конечно, имеет такой внутренний источник слабости. Вот эта длинная территория, протянутая с востока на запад, порождает огромные транспортные расходы. Транспортный рычаг огромный. И поэтому страна держится до тех пор, пока у федерального бюджета есть деньги подкармливать региональные элиты через трансферты. Если денег на трансферты не будет, то регион начнет думать, зачем им нужна Москва? Она ведь все деньги отнимает, а помогать не помогает.
БЕЗ ОПТИМИЗМА
— И последний вопрос. Хотелось бы узнать ваш прогноз на ближайший год для экономики России в целом; если возможно, уточните также, как представляется вам ближайшее будущее Татарстана и Башкортостана в этом смысле?
— К сожалению, будущее страны в целом и этих регионов не сильно хорошее. Россия — сырьевая страна, зависящая от цен на экспортированный природный ресурс и масштабов экспорта. С этим плохо. И практически большинство отраслей, которые как-то связаны с природными ресурсами, переживают не лучшие времена. Нефтянка в беде, газовая промышленность в беде, черная металлургия в беде, автомобильная промышленность в беде, сельское хозяйство в беде.
Какие веселые перспективы на будущий год я могу вам нарисовать? Обратите внимание, что даже Центральный банк России и международные организации сулят России в целом рост 0,5-1,5%. И это самый оптимистический прогноз. То есть практически экономика входит в застой. Он и был раньше — до начала полномасштабной войны — так называемый путинский застой, 10 лет. Дальше был некий всплеск из-за военного производства и сокращения вывоза капитала. Но за сокращение вывоза капитала Россия заплатит отсутствием ресурсов, резервов на случай беды. Она и так уже живет в беде. И дальше вся картина плохая.
Никаких хороших шансов на сильное повышение цен на нефть нет ни в будущем году, ни в перспективе. Пока картина плохая. Там, может быть, даже спрос растет, но предложение растет еще быстрее. И даже возникают такие новые конфигурации нефтяного рынка, как возвращение на него Венесуэлы и так далее. Поэтому раз будут низкие цены, то нефтедобывающие регионы будут иметь низкие доходы — и никаких факторов ускорения экономического роста мы не просматриваем. Нет источников инвестиций, нет свободных рабочих рук, нет притока иностранного капитала с компаний, которые хотят что-то строить на территории России. Нет доступа к новым технологиям.
Поэтому идет такая медленная, но с разной скоростью технологическая деградация и падение уровня жизни. Оно может идти долго.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
